Но всё обошлось благополучно. Дверь в дворницкую была притворена, но не на замке, стало быть, вероятнее всего было, что дворник дома. Но до того уже он потерял способность сообразить что-нибудь, что прямо подошел к дворницкой и растворил ее. Если бы дворник спросил его: «что надо?» — он, может быть, так прямо и подал бы ему топор. Но дворника опять не было, и он успел уложить топор на прежнее место под скамью; даже поленом прикрыл по-прежнему. Никого, ни единой души, не встретил он потом до самой своей комнаты; хозяйкина дверь была заперта. Войдя к себе, он бросился на диван, так, как был. Он не спал, но был в забытьи. Если бы кто вошел тогда в его комнату, он бы тотчас же вскочил и закричал. Клочки и отрывки каких-то мыслей так и кишели в его голове; но он ни одной не мог схватить, ни на одной не мог остановиться, несмотря даже на усилия…

Книга классная, а фильм мне больше понравился.

Потому что время от времени у ангела, который приносит мне еду и
таблетки, подбит глаз или свернут на сторону заштопанный подбородок, и он
говорит мне:
- Нам вас не хватает, мистер Дерден.
Или же кто-нибудь со шваброй в руках, проходя мимо, бросает мне
шепотом:
- Все идет по плану. Он шепчет:
- Мы должны уничтожить цивилизацию, чтобы сделать из нее что-нибудь
более приличное.
Он шепчет:
- Мы с нетерпением ожидаем вашего возвращения.

- Мне казалось, что там "ловил кого-то вечером во ржи", - говорю. - Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом - ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело - ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак.

Не люблю "Над пропастью во ржи", но тем не менее оно (произведение) прочитано

Если бы он мог простить! Если бы только он мог изгладить из памяти глубоко проникшее в сердце прошлое-пьяного матроса, сахарную плантацию, бродячий цирк! Какое страдание сравнишь с этим:хочешь простить, стремишься простить-и знаешь, что это безнадежно, что простить нельзя, простить не смеешь.

Когда туман расходится и я начинаю видеть, я сижу в дневной комнате. На этот раз меня не отвели в шоковый шалман. Помню, как меня вытащили из брильни и заперли в изолятор. Не помню, дали завтрак или нет. Наверно, нет. Могу припомнить такие утра в изоляторе, когда санитары таскали объедки завтрака - будто бы для меня, а ели сами - они завтракают, а я лежу на сопревшем матрасе и смотрю, как подтирают яйцо на тарелке поджаренным хлебом. Пахнет салом, хрустит у них в зубах хлеб. А другой раз принесут холодную кашу и заставляют есть, без соли даже.

Среди ночи я проснулся.
Меня пронзила мысль, что я единственный во всем мире, кому придется прожить мою жизнь, это некто иной, как я сам.

Маленький отрывок, но если читал, то сразу все понятно