Улисс и Навсикая

1.

Бродяга рифма по лесам надежды

уже давно блуждает без меня

блуждающего где-то без тебя

но ищущего в лабиринте нежном

еще одной любви

чьи нежные одежды

спадают складками

как волны у Гомера

уносят берег из-под Навсикаи

выбрасывая глыбу Одиссея

запутавшегося в сетях из волн

2.

Из набежавших волн я выстроил поэму

где каждая строка уходит из-под ног

иль норовит нырнуть под Навсикаю

уйдя в песок

целующий стопу

стиха

бегущей Навсикаи

где все следы

все рифмы –

все на Ка

3.

Все Ка идут как воины с мечами

подъятыми в честь юной Навсикаи

чтоб оградить пространство для любви

4.

Оно огромное как берег моря

и может быть оно огромней моря

поскольку гром очерчивает море

и море вдруг становится О-громным

В нем Одиссей всю жизнь искал себя

но находил циклопа и сирену

5.

Все камни что метал в него циклоп

давным-давно уже волнами стали

а волны под ступнями Навсикаи –

они всего лишь только поцелуи

оглохшего от пения Сирен

6.

Итак начнем

Я выброшен на берег

но берег – это гром

а море – тишина

привязанного к мачте Одиссея

оглохшего от пения Сирен

7.

Вот море тишины для Одиссея

Вот рифмы на все Ка для Навсикаи

Гомер огромен

Море бесконечно

Любовь всемирна

Тишина интимна

Вот разговор Улисса с Навсикаей

8.

Гром – тишина

Гром – тишина

Потом

Гром – тишина

Тишина – гром

Гром – тишина

World population 6,815,422,316 ....22/09/2004 - 23/05/2010

Хоть бы что ребятам этим,
С места - в воду и в огонь.
Все, что может быть на свете,
Хоть бы что - гудит гармонь.
Выговаривает чисто,
До души доносит звук.
И сказали два танкиста
Гармонисту:
- Знаешь, друг...
Не знакомы ль мы с тобою?
Не тебя ли это, брат,
Что-то помнится, из боя
Доставляли мы в санбат?,
Вся в крови была одежа,
И просил ты пить да пить...

Приглушил гармонь:
- Ну что же,
Очень даже может быть.

- Нам теперь стоять в ремонте.
У тебя маршрут иной.
- Это точно...
- А гармонь-то,
Знаешь что, - бери с собой.

Забирай, играй в охоту,
В этом деле ты мастак,
Весели свою пехоту.
Что вы, хлопцы, как же так?..

- Ничего, -сказал водитель, -
Так и будет. Ничего.
Командир наш был любитель,
Это - память про него...

И с опушки отдаленной
Из-за тысячи колес
Из конца в конец колонны:
"По машинам!" - донеслось.

И опять увалы, взгорки,
Снег да елки с двух сторон...
Едет дальше Вася Теркин, -
Это был, конечно, он.

Ближних Мельниц говор грустный,
Дальних – лай и перебранка,
запах рыбы и акаций
над лукавой Молдаванкой.

У прохожих красны рожи
от жары. Глаза устали.
Тары-бары – разговоры
миллионными устами.

Ах, одесские приметы:
детвора с картин Брюллова,
Куинджи луну с картины
притопил за волноломом.

Между берегом и молом
море – грех с картины Босха.
Вибрион эль-тор – нокдаун
неспортивной жизни бокса.

Лодки втиснуты в загоны.
Волны слизывают сонно
след от днищ, а вслед за следом -
гальку, раздевалку, город…

Постепенно, постепенно,
словно два больших удава,
слева – море, справа – небо, -
и Одессы не бывало.

ПИЛИГРИМ

Из династии темных туземцев

к нам пришел золотой пилигрим

с ним пришли золотые младенцы

разминая ручонками грим.

Говорят колокольные ноги:

пилигрим-пилигрим-пилигрим

Так идет пилигрим по дороге,

по дороге идет пилигрим.

Он истлел в бесконечном сияньи,

но остался его силуэт

там, где за горизонтом слиянье

тела с телом

и солнечный свет.

За порогом незнаемой боли

он еще оставался собой,

он пространства небесного боле,

но уже и почти неживой.

Провожают посланца златого

злые дети и грозные псы

все, кто верил когда-нибудь в бога,

все, кто кровь положил на весы.

Опадают безмены пространства,

ночь становится призрачней сна,

кружит солнце в неистовом танце,

обнажаясь до звонкого дна.

Пилигрим – только тень на дороге,

только синего сна силуэт,

только синяя тьма, где в итоге

никакого сияния нет.

Означает тот звук придорожный:

- Я не вем,

видит бог, я не вем,

но, пожалуйста, если возможно,

подарите сияние всем.

При дороге останется посох,

на котором истлеет сума.

Аки по морю, аки посуху

я схожу постепенно с ума.

Аки до смерти, аки не до смерти,

разве я не отдал себя всем.

Аки по морю, аки посуху,

я не вем и не вем и не вем.

Бог и я – только два отраженья

друг из друга плывущих зеркал,

череп только лица продолженье,

где сияет небесный оскал.

Злые дети терзают пространство,

кружит пес посредине двора,

странно все, кроме этого “странно”,

округлившего все, что вчера.

Округляется даль постоянно

и вбирает в себя синий шар,

дня сиянье и ночи слиянье

и округло растянутый шаг.

Пилигрим, отложив попеченья,

золотую котомку несет

на плечах, где заката свеченье,

на восход, где пылает восток.

Бесконечные конники скачут,

бесконечные тени бредут,

бесконечные личики плачут,

бесконечные горла ревут.

- Потерял я тот свет за порогом,

этот свет потерял я и тот,

я устал разговаривать с богом,

открывать каменеющий рот.

На дороге серый камень лежит,

серый камень лежит на дороге,

серый пес по дороге бежит,

серый пес бежит по дороге.

Пилигрим – только грим,

только грим,

а за ним только ночь,

только ночь,

только ночь позади за ним,

позади за ним только ночь.

Не хохочет тьма,

нет, молчит тьма,

и кузнечик, кузнечик ночной

мчит меня,

кони снежные

кружат вихрем в вихрь

в пургу,

тени белые лежат на снегу.

Пилигрим до облаков

только стая мотыльков,

разлетающихся в даль,

разбивающихся в боль.

Пилигрим чернее ночи,

он мерцает из снегов

и бредет от кручи к круче

впереди своих шагов.

Шаг за шагом,

смерть за смертью,

боль за болью,

мгла за мглой.

Пилигрим, какие вести?

Пилигрим, какой ты злой.

Обещай мне эту встречу,

даже если я умру,

обещай мне эту встречу

смерти краше на миру.

Любо-дорого и нежно,

Дай вам бог другую смерть,

эта встреча неизбежна

значит надо умереть.

Пилигрим, пилигрим,

Саваоф – Элогим,

Элогим – Саваоф,

Снег снегов,

Смерть – любовь.

1984

World population 6,815,422,316 ....22/09/2004 - 23/05/2010

А разве не Окуджава?

Мне наплевать, что вы обо мне думаете. Я о вас не думаю вообще.

Да, это Окуджава!! пардон...

А это Омар Хайям

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;
Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:
«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»

Пусть час их пробил, жди не уставая,
Пусть лгут жрецы - не снисходи до них.
Умей прощать и не кажись, прощая,
Великодушней и мудрей других.

Умей мечтать, не став рабом мечтаний,
И мыслить, мысли не обожествив,
Равно встречай успех и поруганья,
Не забывая, что их голос лжив.

Останься тих, когда твое же слово,
Калечит плут, чтоб управлять глупцом,
Когда вся жизнь разрушена, и снова
Ты должен все воссоздавать с основ.

Умей поставить в радостной надежде
На карту все, что накопил с трудом.
Все потерять. И нищим стать как прежде,
И когда-либо не пожалеть о том.

Умей принудить сердце, нервы, тело
Тебе служить, когда в твоей груди
Все пусто, все сгорело.
И только воля говорит – ИДИ.

Останься прост, беседуя с сердцами,
Будь честен, говоря с толпой,
Будь прям и тверд с врагами и друзьями,
Пусть все в свой час случается с тобой.

Наполни смыслом каждое мгновение
Часов и дней неумолимый бег,
Тогда весь мир ты примешь, как владение,
Тогда, мой сын, ты будешь ЧЕЛОВЕК.

Р. КИПЛИНГ

- призрак лостоголизма;Nous - la bande®

Когда приходит вдохновенье
И день так хочется прожить,
А по ночам, в часы забвенья,
Так сильно хочется любить.

Ах, как бывает очень странно,
Когда забыты все слова,
Когда забыто все, что было,
Когда любовь уж сожжена.

Игорь Л.))))))))))))))

Застыли деревья в осенней красе,
Сухая тропка ведет
Туда, где под сенью октябрьской мглы
По небу в зеркале вод
Дикие лебеди тихо скользят -
Без одного шестьдесят.

Осень сошла в девятнадцатый раз
С тех пор, как я счет открыл
И, сбившись со счета, застыл, оглушен
Гулкими взмахами крыл,
Когда друг за другом они взвились,
Кругами взмывая ввысь.

И память о танце блистающих птиц
Сжимает мне сердце тоской:
Все так измеилось, все стало иным
С тех пор, как, шагая легко,
Впервые я вышел к воде и застыл
Под звон колокольных крыл.

Все так же без устали в стылых волнах
Нежатся, плещут они
И пара за парою тянутся ввысь;
Сердца их, как встарь, юны,
Победы и страсть, как в былые дни,
Все так же нисходят к ним.

Но ныне иною они облеклись,
Таинственной красотой.
В каких камышах они гнезда совьют,
Где обретут покой,
Чей взор усладят, когда новый рассвет
Мне скажет, что их уже нет?

"Скрипач Из Дууни"

Едва я скрипку подниму -
Танцуют стар и млад.
Кузен мой - поп в Кильварнете,
И в Макрабви - мой брат.

А я скрипач из Дууни,
Я больше, чем они,
И не потребен требник мне,
А песни мне - сродни.

Когда мы к Господу придем
Стучаться у ворот,
Архангел всех пропустит в рай,
Но скрипача - вперед.

И то сказать - без скрипки
Какая благодать?
Не спеть, не выпить без нее
И не потанцевать.

Сбегутся ангелы гурьбой,
Едва войду я в сад,
И с криками: "Играй, скрипач!" -
Запляшут стар и млад.

Я могу тебя очень ждать,
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать
Год, и два, и всю жизнь, наверно!

Пусть листочки календаря
Облетят, как листва у сада,
Только знать бы, что все не зря,
Что тебе это вправду надо!

Я могу за тобой идти
По чащобам и перелазам,
По пескам, без дорог почти,
По горам, по любому пути,
Где и черт не бывал ни разу!

Все пройду, никого не коря,
Одолею любые тревоги,
Только знать бы, что все не зря,
Что потом не предашь в дороге.

Я могу для тебя отдать
Все, что есть у меня и будет.
Я могу за тебя принять
Горечь злейших на свете судеб.

Буду счастьем считать, даря
Целый мир тебе ежечасно.
Только знать бы, что все не зря,
Что люблю тебя не напрасно!

и еще

МНЕ УЖЕ НЕ ШЕСТНАДЦАТЬ, МАМА!

Ну что ты не спишь и все ждешь упрямо?
Не надо. Тревоги свои забудь.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама!
Мне больше! И в этом, пожалуй, суть.

Я знаю, уж так повелось на свете,
И даже предчувствую твой ответ,
Что дети всегда для матери дети,
Пускай им хоть двадцать, хоть тридцать лет

И все же с годами былые средства
Как-то меняться уже должны.
И прежний надзор и контроль, как в детстве,
Уже обидны и не нужны.

Ведь есть же, ну, личное очень что-то!
Когда ж заставляют: скажи да скажи! -
То этим нередко помимо охоты
Тебя вынуждают прибегнуть к лжи.

Родная моя, не смотри устало!
Любовь наша крепче еще теперь.
Ну разве ты плохо меня воспитала?
Верь мне, пожалуйста, очень верь!

И в страхе пусть сердце твое не бьется,
Ведь я по-глупому не влюблюсь,
Не выйду навстречу кому придется,
С дурной компанией не свяжусь.

И не полезу куда-то в яму,
Коль повстречаю в пути беду,
Я тотчас приду за советом, мама,
Сразу почувствую и приду.

Когда-то же надо ведь быть смелее,
А если порой поступлю не так,
Ну что ж, значит буду потом умнее,
И лучше синяк, чем стеклянный колпак.

Дай твои руки расцеловать,
Самые добрые в целом свете.
Не надо, мама, меня ревновать,
Дети, они же не вечно дети!

И ты не сиди у окна упрямо,
Готовя в душе за вопросом вопрос.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама.
Пойми. И взгляни на меня всерьез.

Прошу тебя: выбрось из сердца грусть,
И пусть тревога тебя не точит.
Не бойся, родная. Я скоро вернусь!
Спи, мама. Спи крепко. Спокойной ночи!

- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.

- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!

1932

Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без галош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуёшь.

Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.

Течёт вода с косынки
За рукава , в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.

И прядью белокурой
Озарены лицо,
Косынка и фигура
И это пальтецо.

Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.

Как будто бы железом,
Обмакнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.

И в нём навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.

И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались перессуды,
А нас на свете нет?

Есть лучше и хуже меня,
И много людей и богов,
И в каждом - метанье огня,
И в каждом - печаль облаков.
И каждый другого зажжет
И снова потушит костер,
И каждый печально вздохнет,
Взглянувши другому во взор...
Да буду я - царь над собой,
Со мною - да будет мой гнев,
Чтоб видеть над бездной глухой
Черты ослепительных дев!
Я сам свою жизнь сотворю,
И сам свою жизнь погублю.
Я буду смотреть на Зарю
Лишь с теми, кого полюблю.

Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру."
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".

не очень люблю Маяковского, но стихотворения нравится, такое шутливое, детское

ТУЧКИНЫ ШТУЧКИ
Плыли по небу тучки.
Тучек - четыре штучки:

от первой до третьей - люди;
четвертая была верблюдик.

К ним, любопытством объятая,
по дороге пристала пятая,

от нее в небосинем лоне
разбежались за слоником слоник.

И, не знаю, спугнула шестая ли,
тучки взяли все - и растаяли.

И следом за ними, гонясь и сжирав,
солнце погналось - желтый жираф.

Добавлено (06.08.2009, 17:46)
---------------------------------------------
Александр Блок нравится

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.

Умрешь - начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.

Море, ты - Люцифер
лазоревых высот,
за желанье стать светом
свергнутый небосвод

На вечное движенье
бедный раб осужден,
а когда-то, о море,
стыл спокойно твой сон.

Но от горьких уныний
тебя любовь спасла,
ты жизнь дало богине,
и глубь твоя поныне
девственна и светла.

Страстны твои печали,
море сладостных всхлипов,
но ты полно не звезд,
а цветущих полипов.

Боль твою перенес
сатана-великан,
по тебе шел Христос,
утешал тебя Пан.

Свет Венеры для нас
гармония вселенной.
Молчи, Екклезиаст!
Венера - сокровенный
свет души...

...Человек -
падший ангел. Прощай,
о земля: ты - навек
потерянный рай!

Эй, Игорек, ты что совсем расклеен?
Ведь мы отбились, "духов" больше нет,
Сейчас доставят нас в расположенье,
Да мы отметим наш удачный рейд.

Валерка, брат, ты что такой угрюмый?
Нормально все, и скоро нам домой.
Ты из-за Светки что-ли? брось! девчонки - дуры,
В Союз вернемся - будешь холостой.

Постой, Фарид, а кто у нас "двухсотый"?
О ком по рации так грустно командир?
Ведь вот я вижу - наши все здоровы,
О ком же он докладывал в эфир?

Дай посмотрю, отдерну плащ-палатку,
Что за боец сейчас под ней сокрыт?
Да это ж - я! С кишками наизнанку!
Из под "песочки" два ребра торчит.

Вот это номер! Как же я "двухсотый"?!
Да как же, братцы, это может быть?!
Чье это тело в красной пене рвотной?
Да вот же - я! Я - жив и буду жить!

Да что ж никто не видит и не слышит!
Меня бортом на базу привезли,
В знакомый ящик, да закрыли крышкой
И сверху комья бросили земли.

Я был в строю и сам с собой прощался,
Когда "Тюльпан" отправили домой,
Пока взлетали, я отнять пытался
У офицера листик накладной.

Я не один в "Тюльпане", здесь сидели
Кто с Лашкаргаха, кто с Шинданта,кто с Хумри,
И на гробы в недоумении глядели,
Не понимали вовсе, как и я, они.

О, Господи, да что же будет с мамой?
И батя, точно, не переживет,
Он не сказал ведь ей, что я - в Афганистане,
А тут такое горе подойдет.

Слова комбата все в ушах стояли,
Навечно с нами, мол, и память сохранят,
Фарид с Валеркой слезы не скрывали,
И третий тост - впервые - без меня.

Домой, домой несет меня "Тюльпан",
Какое все же непривычное затишье,
И, бросив сверху взглядом на Афган,
В последний раз сложу четверостишье:

А с закатом опять потеплеет вода,
И рассвет искупается в этой воде,
Защебечет "зеленка" опять, как всегда,
Лишь не будет меня никогда и нигде...

Мне наплевать, что вы обо мне думаете. Я о вас не думаю вообще.

Так долго лгала мне за картою карта,
Что я уж не мог опьяниться вином.
Холодные звезды тревожного марта
Бледнели одна за другой за окном.

В холодном безумьи. в тревожном азарте
Я чувствовал, будто игра эта — сон.
«Весь банк — закричал — покрываю я в карте!»
И карта убита, и я побежден.

Я вышел на воздух. Рассветные тени
Бродили так нежно по нежным снегам.
Не помню я сам, как я пал на колени,
Мой крест золотой прижимая к губам.

— Стать вольным и чистым, как звездное небо,
Твой посох принять, о, Сестра Нищета,
Бродить по дорогам, выпрашивать хлеба,
Людей заклиная святыней креста! —

Мгновенье… и в зале веселой и шумной
Все стихли и встали испуганно с мест,
Когда я вошел, воспаленный, безумный,
И молча на карту поставил мой крест.

На Земле безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды — прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая, казалось, война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую — по размерам — шинель…
…А когда он упал — некрасиво, неправильно,
в атакующем крике вывернув рот,
то на всей земле не хватило мрамора,
чтобы вырубить парня в полный рост!

Неслышно падёт завеса… В наряде цвета мелиссы
Я снова играю пьесу в Театре Одной Актрисы.
Я – в этом театре Прима, ты – мне выбираешь роли.
А жизнь пролетает мимо… Но, впрочем, жалеть не стоит!
Я преданна этой сцене, и блеску ее, и глянцу,
Где корде/балетом тени ломаются в быстром танце…
Мой режиссер, повелитель, поклонник мой самый верный,
Единственный в зале зритель, ты бровь поднимаешь нервно,
Как только случайный кто-то восторженно крикнет: «Браво!»
Откуда он здесь и кто он? Какое имеет право
Смотреть на твою актрису?!! А я послушно исполню
Любые твои капризы со всею своей любовью…
Ты можешь быть мной доволен, я даже с тобой не спорю:
Гастроли? Ну что ж, гастроли… Надеюсь, хотя бы к морю…
Сменив то костюм, то маску, теряю то смысл, то мысли;
Играю то быль, то сказку, а хочется просто жизни!
*************************************************
И темнота закулисья – как будто бы Зазеркалье…
Театр Одной Актрисы – любовь пополам с печалью…

Алена Китова

от моего сердца к твоему лежит короткий путь...
и наше солнце, лето и мечты ты не забудь...
ты моим чистым светлым сном будь... или не будь...
но вот без глаз твоих родных мне не уснуть...
от моего сердца к твоему всего один рассвет...
ты знай, я жду тебя всегда, ты мой в окошке свет...
но про твои чувства, что ко мне, я не спрошу, нет нет...
но в поцелуе мне потом понятен будет твой ответ...
от моего сердца к твоему всего одна мечта..
одна лишь мысль, один лишь сон, одна слеза...
ведь потому что в мире этом все остальное - суета...
и лишь одно: мои слова: мне кажется, люблю тебя...

Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями.
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется пламенной смолой.

Пока жива, с тобой я буду,
Душа и кровь нераздвоимы.
Пока жива, с тобой я буду,
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду,
Ты понесешь с собой, любимый,
Ты понесешь с собой повсюду,
Родную землю, милый дом.

Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?

За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба – я и ты.

Но если я безвестно кану,
Короткий свет луча дневного.
Но если я безвестно кану,
За звездный пояс, Млечный путь?

Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного.
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим!

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он пулуплакал, полуспал,

Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила ,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила ,
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.

С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
Всей кровью прорастайте в них,
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг…

juliat, sandra_sun13, G-Fox – мои любимые старосулы, lenochka777- сестра по разуму, Guaharo – зеркало моей души.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не заростет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгуз, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждая,
Что в мой жестокой век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно,
И не оспоривай глупца.

Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века -
Все будет так. Исхода нет.

Умрешь - начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь,
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.