Константин Симонов Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души... Жди. И с ними заодно Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: - Повезло. Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой,- Просто ты умела ждать, Как никто другой.
Руки любящей женщины, обвившиеся вокруг шеи мужчины, это спасательный круг, брошенный ему судьбой с неба.
Только змеи сбрасывают кожи, Чтоб душа старела и росла. Мы, увы, со змеями не схожи, Мы меняем души, не тела. Память, ты рукою великанши Жизнь ведешь, как под уздцы коня, Ты расскажешь мне о тех, что раньше В этом теле жили до меня.
Самый первый: некрасив и тонок, Полюбивший только сумрак рощ, Лист опавший, колдовской ребенок, Словом останавливавший дождь.
Дерево да рыжая собака - Вот кого он взял себе в друзья, Память, память, ты не сыщешь знака, Не уверишь мир, что то был я.
И второй... Любил он ветер с юга, В каждом шуме слышал звоны лир, Говорил, что жизнь - его подруга, Коврик под его ногами - мир.
Он совсем не нравится мне, это Он хотел стать богом и царем, Он повесил вывеску поэта Над дверьми в мой молчаливый дом.
Я люблю избранника свободы, Мореплавателя и стрелка, Ах, ему так звонко пели воды И завидовали облака.
Высока была его палатка, Мулы были резвы и сильны, Как вино, впивал он воздух сладкий Белому неведомой страны.
Память, ты слабее год от году, Тот ли это или кто другой Променял веселую свободу На священный долгожданный бой.
Знал он муки голода и жажды, Сон тревожный, бесконечный путь, Но святой Георгий тронул дважды Пулею не тронутую грудь.
Я - угрюмый и упрямый зодчий Храма, восстающего во мгле, Я возревновал о славе Отчей, Как на небесах, и на земле.
Сердце будет пламенем палимо Вплоть до дня, когда взойдут, ясны, Стены Нового Иерусалима На полях моей родной страны.
И тогда повеет ветер странный - И прольется с неба страшный свет, Это Млечный Путь расцвел нежданно Садом ослепительных планет.
Предо мной предстанет, мне неведом, Путник, скрыв лицо; но все пойму, Видя льва, стремящегося следом, И орла, летящего к нему.
Крикну я... но разве кто поможет, Чтоб моя душа не умерла? Только змеи сбрасывают кожи, Мы меняем души, не тела.
Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий, Задремал я над страницей фолианта одного, И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал, Будто глухо так застукал в двери дома моего. "Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего, Гость - и больше ничего".
Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный, И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер. Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали Облегченье от печали по утраченной Линор, По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор, - Безыменной здесь с тех пор.
Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего, И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало: "Это гость лишь запоздалый у порога моего, Гость какой-то запоздалый у порога моего, Гость - и больше ничего".
И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга. "Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его, - Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки, Так неслышны ваши стуки в двери дома моего, Что я вас едва услышал", - дверь открыл я: никого, Тьма - и больше ничего.
Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный В грезы, что еще не снились никому до этих пор; Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака, Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!" Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор!" Прошептало, как укор.
В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери И услышал стук такой же, но отчетливей того. "Это тот же стук недавний, - я сказал, - в окно за ставней, Ветер воет неспроста в ней у окошка моего, Это ветер стукнул ставней у окошка моего, - Ветер - больше ничего".
Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний, Шумно оправляя траур оперенья своего; Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо; С видом леди или лорда у порога моего, Над дверьми на бюст Паллады у порога моего Сел - и больше ничего.
И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале, Видя важность черной птицы, чопорный ее задор, Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен, О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер, Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?" Каркнул Ворон: "Nevermore".
Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей, Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор; Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться, Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор, Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор, Птица с кличкой "Nevermore".
Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор. Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши, И шептал я, вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор, Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор". Каркнул Ворон: "Nevermore".
При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном, И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор, Перенял он это слово от хозяина такого, Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор, Похоронный звон надежды и свой смертный приговор Слышал в этом "Nevermore".
И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали, Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор, Сел на бархате лиловом в размышлении суровом, Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор, Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор, Хриплым карком: "Nevermore".
Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой, Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор, Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор, Ах, она здесь не склонится на подушку на узор Никогда, о nevermore!
Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма И ступили серафимы в фимиаме на ковер. Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстной Шлет непентес - исцеленье от любви твоей к Линор! Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!" Каркнул Ворон: "Nevermore!"
Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий! Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу, Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор, Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?" Каркнул Ворон: "Nevermore!"
Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий! Если только Бог над нами свод небесный распростер, Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми, Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор - Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?" Каркнул Ворон: "Nevermore!"
"Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! - Я, вскочив, воскликнул: - С бурей уносись в ночной простор, Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!" Каркнул Ворон: "Nevermore!"
И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья, С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор; Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте, И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер, И душой из этой тени не взлечу я с этих пор. Никогда, о, nevermore!
Перевод Зенкевича, который я считаю лучшим
Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне...
Сообщение отредактировал vikoslak - Суббота, 28.11.2009, 04:35
.... Какой же любви она ждет, какой? Ей хочется крикнуть: "Любви-звездопада! Красивой-красивой! Большой-большой! А если я в жизни не встречу такой, Тогда мне совсем никакой не надо!"
Одни твердят, что сгинет мир в огне, Другие – что во льду; И миру – часто думается мне – Погибнуть надо именно в огне. Но если землю смерть двукратно ждёт, То без труда я ненависть найду И так скажу: пусть всё разрушит лёд; Он, с пламенем в ряду, Отлично подойдёт.
---------------------------
Оригинал
Fire and Ice Robert Frost
Some say the world will end in fire; Some say in ice. From what I've tasted of desire I hold with those who favor fire. But if it had to perish twice, I think I know enough of hate To know that for destruction ice Is also great And would suffice.
Они любили друг друга так долго и нежно, С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной! Но, как враги, избегали признанья и встречи, И были пусты и хладны их краткие речи. Они расстались в безмолвном и гордом страданье И милый образ во сне лишь порою видали. И смерть пришла: наступило за гробом свиданье... Но в мире новом друг друга они не узнали.
******
Ахматова, из "Реквиема".
И упало каменное слово На мою еще живую грудь. Ничего, ведь я была готова. Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела : Надо память до конца убить, Надо, чтоб душа окаменела, Надо снова научиться жить.
А не то... Горячий шелест лета Словно праздник за моим окном. Я давно предчувствовала этот Светлый день и опустелый дом.
Там Анна пела с самого утра И что-то шила или вышивала. И песня, долетая со двора, Ему невольно сердце волновала.
А Пестель думал: 'Ах, как он рассеян! Как на иголках! Мог бы хоть присесть! Но, впрочем, что-то есть в нем, что-то есть. И молод. И не станет фарисеем'. Он думал: 'И, конечно, расцветет Его талант, при должном направленье, Когда себе Россия обретет Свободу и достойное правленье'. - Позвольте мне чубук, я закурю. - Пожалуйте огня. - Благодарю.
А Пушкин думал: 'Он весьма умен И крепок духом. Видно, метит в Бруты. Но времена для брутов слишком круты. И не из брутов ли Наполеон?'
Шел разговор о равенстве сословий. - Как всех равнять? Народы так бедны,- Заметил Пушкин,- что и в наши дни Для равенства достойных нет сословий. И потому дворянства назначенье - Хранить народа честь и просвещенье. - О, да,- ответил Пестель,- если трон Находится в стране в руках деспота, Тогда дворянства первая забота Сменить основы власти и закон. - Увы,- ответил Пушкин,- тех основ Не пожалеет разве Пугачев... - Мужицкий бунт бессмыслен...- За окном Не умолкая распевала Анна. И пахнул двор соседа-молдавана Бараньей шкурой, хлевом и вином. День наполнялся нежной синевой, Как ведра из бездонного колодца. И голос был высок: вот-вот сорвется. А Пушкин думал: 'Анна! Боже мой!'
- Но, не борясь, мы потакаем злу,- Заметил Пестель,- бережем тиранство. - Ах, русское тиранство-дилетантство, Я бы учил тиранов ремеслу,- Ответил Пушкин. 'Что за резвый ум,- Подумал Пестель,- столько наблюдений И мало основательных идей'. - Но тупость рабства сокрушает гений! - На гения отыщется злодей,- Ответил Пушкин. Впрочем, разговор Был славный. Говорили о Ликурге, И о Солоне, и о Петербурге, И что Россия рвется на простор. Об Азии, Кавказе и о Данте, И о движенье князя Ипсиланти.
Заговорили о любви. - Она,- Заметил Пушкин,- с вашей точки зренья Полезна лишь для граждан умноженья И, значит, тоже в рамки введена.- Тут Пестель улыбнулся. - Я душой Матерьялист, но протестует разум.- С улыбкой он казался светлоглазым. И Пушкин вдруг подумал: 'В этом соль!'
Они простились. Пестель уходил По улице разъезженной и грязной, И Александр, разнеженный и праздный, Рассеянно в окно за ним следил. Шел русский Брут. Глядел вослед ему Российский гений с грустью без причины.
Деревья, как зеленые кувшины, Хранили утра хлад и синеву. Он эту фразу записал в дневник - О разуме и сердце. Лоб наморщив, Сказал себе: 'Он тоже заговорщик. И некуда податься, кроме них'.
В соседний двор вползла каруца цугом, Залаял пес. На воздухе упругом Качались ветки, полные листвой. Стоял апрель. И жизнь была желанна. Он вновь услышал - распевает Анна. И задохнулся: "Анна! Боже мой!"
Юнна Мориц Эстонская песня
Влюбиться - пара пустяков: Осенний свет из облаков, Жар-птице двадцать тысяч лет, И за углом - кофейня. Четыре или пять шагов - И нет врагов, и нет долгов, И молод в сорок тысяч лет, И за углом - кофейня.
Вдоль улиц Длинная Нога Или Короткая Нога Шатайся двадцать тысяч лет,- И за углом - кофейня. А в Хельсинках - сухой закон, И финн приплыл за коньяком, Он сбросил сорок тысяч лет,- И за углом - кофейня!
Свежо ли, милый, век вдвоем? (Что в имени тебе моем?) Вопрос - на двадцать тысяч лет, А за углом - кофейня. Навстречу - плут, весьма поэт, Он лихо врет:- Какой дуэт! Ищу вас сорок тысяч лет,- Тут за углом - кофейня!
А в зазеркальной глубине - Часы, весы точны вполне (Плюс-минус двадцать тысяч лет) И за углом - кофейня. Мы в ней садимся у окна - Лицом к луне, и времена Шалят на сорок тысяч лет,- Ведь за углом - кофейня!
О чем поет, переведи, Эстонка с хрипотцой в груди. Ужель сошелся клином свет И за углом - кофейня? Ты наклоняешься вперед, И твой подстрочник, нет, не врет, В нем этот свет, а также тот, И там, и тут - кофейня.
Как сочен точный перевод! Он кормит нас не первый год, Прокормит двадцать тысяч лет,- Ведь за углом - кофейня, Где можно дешево поесть, Присесть и песню перевесть, И через сорок тысяч лет Ее споет кофейня:
Влюбиться - пара пустяков, Разбиться - пара пустяков: Нырнул на сорок тысяч лет,- И за углом - кофейня, Да в небесах - альпийский луг, Да золотой воздушный плуг, Да сносу нет, да спросу нет, Да за углом - кофейня!
Посиди со мной - просто так, без пошлого... В мраке за спиной вьются тени прошлого. Лица, имена смертью в память врезаны... Нынче ты одна мостик мой над бездною. Дым от сигарет - крепкой и ментоловой. Тусклой лампы свет высеребрил головы... Мне не нужно слов и не нужно жалости. Я к боям готов, я привык к усталости. Ввек не заслужить мне покой упущенный, Научиться б жить не былым, а будущим. ...Полночь. Ветра шум плещется над крышами. Посиди, прошу, - просто меня выслушай...
из книги Андрея Уланова и Ольги Громыко
+++++
Я СМОТРЮ НА ТЕБЯ
Я умею смотреть на тебя бесконечно - Как на древнюю медь и бегущую воду. Я вдыхаю твой запах, когда больше нечем Дышать. И уже ненавижу свободу.
Я могу каменеть, останавливать вечность, Приникая губами к ознобу мурашек. Я могу обгонять своё время по встречной, Чтоб увидеть тебя хоть минутою раньше.
Я не помню других. Я уже не играю В эти полутона отражённого света. Я почти научился любить, не сгорая, Но ещё не умею любить безответно.
Я смотрю на тебя, я цепляюсь по-птичьи За последнее солнце, согретое взглядом. Я могу описать твою жизнь постранично - С того места, где мы появляемся рядом.
Я не знаю ответов - ни старых, ни новых. Я храню твоё имя в названиях песен. Я кружу в исступленьи гудков телефонных - По бульварам Тверской, По булыжникам Пресни...
Я умею смотреть на тебя бесконечно - Как на древнюю медь и бегущую воду. Я вдыхаю твой запах, когда больше нечем Дышать. И уже ненавижу свободу.
А. Щербина
Добавлено (17.01.2010, 02:22) --------------------------------------------- Поэты не рождаются случайно, Они летят на Землю с высоты, Их жизнь окружена глубокой тайной, Хотя они открыты и просты.
Глаза таких божественных посланцев Всегда печальны и верны мечте, И в хаосе проблем их души вечно светят тем Мирам, что заблудились в темноте.
Они уходят, выполнив заданье, Их отзывают высшие миры, Неведомые нашему сознанью, По правилам космической игры.
Они уходят, не допев куплета, Когда в их честь оркестр играет туш - Актёры, музыканты и поэты - Целители уставших наших душ.
В лесах их песни птицы допевают, В полях для них цветы венки совьют, Они уходят вдаль, но никогда не умирают, И в песнях, и в стихах своих живут.
А может быть, сегодня или завтра Уйду и я таинственным гонцом Туда, куда ушёл, ушёл от нас внезапно Поэт и композитор Виктор Цой.
Игорь Тальков[b]
Skate team. Forever.
Сообщение отредактировал AnkaIaaa - Воскресенье, 17.01.2010, 02:22
Я медленно учился жить. Ученье трудно мне давалось. К тому же часто удавалось Урок на после отложить.
Полжизни я учился жить, И мне за леность доставалось - Но ведь полжизни оставалось, Я полагал, куда спешить!
Я невнимателен бывал - То забывал семь раз отмерить, То забывал слезам не верить, Урок мне данный забывал.
И всё же я учился жить. Отличник - нет, не получился. Зато терпенью научился, Уменью жить и не тужить.
Я поздно научился жить. С былою ленью разлучился. Да правда ли, что научился, Как надо, научился жить?
И сам плечами пожимаешь, Когда с утра забудешь снова: Не выкинуть из песни слова И что посеешь, то пожнешь.
И снова, снова к тем азам, В бумагу с головой заройся. - Сезам, - я говорю, - откройся! - Не отворяется Сезам. (Юрий Левитанский)
Вот и лето прошло, Словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало.
Всё, что сбыться могло, Мне, как лист пятипалый, Прямо в руки легло. Только этого мало.
Понапрасну ни зло, Ни добро не пропало, Всё горело светло. Только этого мало.
Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала, Мне и вправду везло. Только этого мало.
Листьев не обожгло, Веток не обломало... День промыт, как стекло. Только этого мало. (Арсений Тарковский)
Добавлено (07.02.2010, 16:51) --------------------------------------------- И будет снег лететь в окно, Ложится на руки, на плечи. И будет тихим поздний вечер И столь изысканно вино. Среди густой и вязкой тьмы Мы будем в вдохновеньи странном Читать стихи прекрасным дамам, Которых выдумали мы.
И будет снег лететь в окно, И будут холодны созвездья. Не представляю, как вот здесь я Живу так долго и давно. Всё собираясь в дальний путь К истокам синего тумана. И обещать свои романы Когда-нибудь, когда-нибудь.
И будет снег лететь в окно, В его кружении небесном Услышатся обрывки песен, Представятся осколки снов, И дева с призрачным лицом, И арлекин в зелёной маске...
И будет хорошо, как в сказке С таким счастливым, но концом (Дмитрий Чижов)
Сообщение отредактировал Merbran - Воскресенье, 07.02.2010, 16:51
Устав от повседневной суеты, Я все же жду тебя… Жду появления тебя из темноты… Жду мелодичный сладкий голос… Смахнешь с лица моего пряди волос… Ты скажешь: - Не могу без тебя жить. А я лишь прошепчу: - Хочу с тобою быть. Никак не оторвешь ты взгляда, А я твоим глазам внимать и рада… Холодною рукой касаешься лица…, И, кажется, слились наши сердца…. О, твои руки…. Млею от прикосновенья…, Пытаясь запомнить каждое мгновенье…. И жарким объятием ты к себе прижимаешь…, Пускай, холодны руки, но этим холодом ты сердце разжигаешь…. И я прильнула к твоей груди…. Я как котенок, потерявшийся в глуши, Найдя тебя, от счастья чуть мурлычу…. Возможно, для тебя я лишь добыча…, Но ты так смотришь на меня и говоришь «люблю», Кричишь, что «никогда не отпущу»…. Я вижу, что они не лгут…. На шею будто намотали жгут, Когда в этих глазах увидела я горе…, И мое сердце взвыло из-за боли…. - Плевать, что нам нельзя быть вместе! Я не хочу тебя терять. И мне плевать на те дурные вести, Что о себе ты говоришь…. Прости, но я люблю тебя. – И я тебя, малыш…. Я все еще в твоих руках…, Предательские слезы навернулись на глазах…. – Тебе страшно, ты меня боишься…. И ты отходишь, на себя ты злишься…. – Да, я боюсь…. Твои глаза полны отчаяньем. - …но потерять тебя…. Как на раскаянье Ты смотришь мне в глаза так нежно и так близко от лица… И говоришь: - Я не могу прожить и полчаса Без твоих рук, без твоих глаз. Но лишь скажи – ответны ли труды моей любви…? Ну, как словами описать все чувства…: - Мне без тебя и жить не нужно. Не проживу я без тебя даже мгновенья. Оставь после себя хоть приведенье Твоих глаз…. – Я не уйду сейчас. И не оставлю больше никогда! Ведь жизни нет мне без тебя…. О, сколько лет искал тебя повсюду…. Ты – жизнь моя. Тебя всегда любить я буду…. Ты словно подплываешь к моему лицу, И я в твои глаза смотрю…. Ты моих губ касаешься своею ледяною кожей…. О, мое сердце от счастья так тревожно…. И ты меня целуешь так, что исчезает страх…. И знаем мы, что друг без друга нам никак…. Ты шепчешь мне на ухо: - Я люблю тебя. И снова ты целуешь меня в губы, шею…, И от твоего запаха я просто млею…. Ты так прекрасен, словно греческие боги…, И ты целуешь…. Подкашиваются ноги…, Но ты берешь меня на руки. Я для тебя не тяжелее сумки. Мне все равно, куда несешь меня…. Ты повторяешь «…жизнь моя…»…, И я касаюсь твоего лица…, И твоя кожа очень холодна…. Ты уложил меня на мою кровать…: - Постой! Останься…, я не буду спать…. – Поспи, ты так слаба, устала…. – Не уходи, останься, ведь ночь – это немало…. – Но я же буду рядом…. – Останься, будь со мной…. И ты садишься рядом…. - О, запах твой…. Он так меня дурманит, так дурманит…, От него кругом голова…, и он меня как будто манит…. Я никогда не знал всей прелести любви, И словно к жизни меня вернула ты…. Я никогда так не любил. Нет. Никогда. О, как боюсь я, как боюсь я потерять тебя…. В висок вонзаешь поцелуй и обнимаешь…. – И я люблю тебя, и ты об этом знаешь…. Я как младенец уснула на твоей груди. Ты шепчешь: - Ангел мой, усни…. – Ах, вот бы жизнь прожить с тобою рядом…, Но даже вечности покажется мне мало…. Ты говоришь: - О вечности не говори, Я жизнь твою не стану портить. Ты прости…. С тобою буду до самой твоей смерти…. – Но быть хочу с тобою вечность…. – Но, жизнь моя, не стою я тебя…. – Но, ангел мой, я так люблю тебя…. Сумерки. Твой поцелуй. Луна на небе. И в этот день нет никого счастливей нас на свете.
Это Цветаева. Двадцатый год. Кажется называется Пожалей
-- Он тебе не муж? -- Нет. Веришь в воскрешенье душ? -- Нет. -- Так чего ж? Так чего ж поклоны бьешь? -- Отойдешь -- В сердце -- как удар кулашный: Вдруг ему, сыночку, страшно -- Одному?
-- Не пойму! Он тебе не муж? -- Нет. -- Веришь в воскрешенье душ? -- Нет. -- Гниль и плесень? -- Гниль и плесень. -- Так наплюй! Мало ли живых на рынке! -- Без перинки Не простыл бы! Ровно ссыльно- каторжный какой -- на досках! Жестко!
-- Черт! Он же мертв! Пальчиком в глазную щелку -- Не сморгнет! Пес! Смердит! -- Не сердись! Видишь -- пот На виске еще не высох. Может, кто еще поклоны в письмах Шлет, рубашку шьет...
-- Он тебе не муж? -- Нет. -- Веришь в воскрешенье душ? -- Нет. -- Так айда! -- ...нагрудник вяжет... Дай-кось я с ним рядом ляжу... Зако -- ла -- чи -- вай!
Мы молоды. У нас чулки со штопками. Нам трудно. Это молодость виной. Но плещет за дешёвенькими шторками бесплатный воздух, пахнущий весной.
У нас уже - не куклы и не мячики, а, как когда-то грезилось давно, нас в тёмных парках угощают мальчики качелями, и квасом, и кино.
Прощаются нам ситцевые платьица и стоптанные наши каблучки. Мы молоды. Никто из нас не плачется. Хохочем, белозубы и бойки!
Как пахнут ночи! Мокрым камнем, пристанью, пыльцой цветочной, мятою, песком... Мы молоды. Мы смотрим строго, пристально. Мы любим спорить и ходить пешком...
Ах, не покинь нас, ясное, весеннее, когда к нам повзросление придёт, когда другое, взрослое везение нас по другим дорогам поведёт.
От лет летящих никуда не денешься, но не изменим первым «да» и «нет». И пусть луны сияющая денежка останется дороже всех монет.
Жизнь - наковальня. Поднимайте молоты! На молодости - главные дела. Мы молоды. Мы будем вечно молодо смотреться в реки, в книги, в зеркала...
А мне вот нравится отрывок из письма Татьяны к Онегину:
...Другой!.. Нет, никому на свете Не отдала бы сердца я! То в высшем суждено совете... То воля неба: я твоя; Вся жизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой; Я знаю, ты мне послан богом, До гроба ты хранитель мой... Ты в сновиденьях мне являлся, Незримый, ты мне был уж мил, Твой чудный взгляд меня томил, В душе твой голос раздавался Давно...нет, это был не сон! Ты чуть вошел, я вмиг узнала, Вся обомлела, заплыла И в мыслях молвила: вот он! Не правда ль? Я тебя слыхала: Ты говорил со мной в тиши, Когда я бедным помогала Или молитвой услаждала Тоску волнуемой души? И в это самое мгновенье Не ты ли, милое виденье, В прозрачной темноте мелькнул, Проникнул тихо к изголовью? Не ты ль, с отрадой и любовью, Слова надежды мне шепнул? Кто ты, мой ангел ли хранитель, Или коварный искуситель: Мои сомненья разреши. Быть может, это все пустое, Обман неопытной души! И суждено совсем иное... Но так и быть! Судьбу мою Отныне я тебе вручаю, Перед тобою слезы лью, Твоей защиты умоляю... Вообрази: я здесь одна, Никто меня не понимает, Рассудок мой изнемогает, И молча гибнуть я должна. Я жду тебя: единым взором Надежды сердца оживи Иль сон тяжелый перерви, Увы, заслуженный укором!
|The HostISLEs - местный ШХ.| Inmortal Señor Ricardo Club | MoorMay - my mother))
Владимир Маяковский Необычайное приключение Бывшее в Владимиром Маяковским летом на даче (Пушкино, Акулова гора, дача Румянцева, 27 верст по Ярославской жел. дор.) В сто сорок солнц закат пылал, в июль катилось лето, была жара, жара плыла — на даче было это. Пригорок Пушкино горбил Акуловой горою, а низ горы — деревней был, кривился крыш корою. А за деревнею — дыра, и в ту дыру, наверно, спускалось солнце каждый раз, медленно и верно. А завтра снова мир залить вставало солнце ало. И день за днем ужасно злить меня вот это стало. И так однажды разозлясь, что в страхе все поблекло, в упор я крикнул солнцу: «Слазь! довольно шляться в пекло!» Я крикнул солнцу: «Дармоед! занежен в облака ты, а тут — не знай ни зим, ни лет, сиди, рисуй плакаты!» Я крикнул солнцу: «Погоди! послушай, златолобо, чем так, без дела заходить, ко мне на чай зашло бы!» Что я наделал! Я погиб! Ко мне, по доброй воле, само, раскинув луч-шаги, шагает солнце в поле. Хочу испуг не показать — и ретируюсь задом. Уже в саду его глаза. Уже проходит садом. В окошки, в двери, в щель войдя, валилась солнца масса, ввалилось; дух переведя, заговорило басом: «Гоню обратно я огни впервые с сотворенья. Ты звал меня? Чаи гони, гони, поэт, варенье!» Слеза из глаз у самого — жара с ума сводила, но я ему — на самовар: «Ну что ж, садись, светило!» Черт дернул дерзости мои орать ему,— сконфужен, я сел на уголок скамьи, боюсь — не вышло б хуже! Но странная из солнца ясь струилась,— и степенность забыв, сижу, разговорясь с светилом постепенно. Про то, про это говорю, что-де заела Роста, а солнце: «Ладно, не горюй, смотри на вещи просто! А мне, ты думаешь, светить легко? — Поди, попробуй! — А вот идешь — взялось идти, идешь — и светишь в оба!» Болтали так до темноты — до бывшей ночи то есть. Какая тьма уж тут? На «ты» мы с ним, совсем освоясь. И скоро, дружбы не тая, бью по плечу его я. А солнце тоже: «Ты да я, нас, товарищ, двое! Пойдем, поэт, взорим, вспоем у мира в сером хламе. Я буду солнце лить свое, а ты — свое, стихами». Стена теней, ночей тюрьма под солнц двустволкой пала. Стихов и света кутерьма — сияй во что попало! Устанет то, и хочет ночь прилечь, тупая сонница. Вдруг — я во всю светаю мочь — и снова день трезвонится. Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить — и никаких гвоздей! Вот лозунг мой — и солнца! Если честно первое мною прочитаное стихотворение, относящиеся к авангардизму(а если быть точнее к футуризму). Очень понравилось, не раз перечитывала.
И старушка в цветастом платье У иконы свечу зажгла Я не знаю, как написать ей, Чтоб она тебя не ждала.
Рыдала, когда в первый раз эту поэму прочла Друнина такая умочка была, так офигенно писала...но настоящий патриот не может жить без своей страны...Skate team. Forever.
Не очень люблю стихи, но здесь плакала просто..Известное.. Константин Симонов - Сын артиллериста Был у майора Деева Товарищ — майор Петров, Дружили еще с гражданской, Еще с двадцатых годов. Вместе рубали белых Шашками на скаку, Вместе потом служили В артиллерийском полку.
А у майора Петрова Был Ленька, любимый сын, Без матери, при казарме, Рос мальчишка один. И если Петров в отъезде,— Бывало, вместо отца Друг его оставался Для этого сорванца.
Вызовет Деев Леньку: — А ну, поедем гулять: Сыну артиллериста Пора к коню привыкать!— С Ленькой вдвоем поедет В рысь, а потом в карьер. Бывало, Ленька спасует, Взять не сможет барьер, Свалится и захнычет. — Понятно, еще малец!—
Деев его поднимет, Словно второй отец. Подсадит снова на лошадь: — Учись, брат, барьеры брать! Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка У майора была.
Прошло еще два-три года, И в стороны унесло Деева и Петрова Военное ремесло. Уехал Деев на Север И даже адрес забыл. Увидеться — это б здорово! А писем он не любил. Но оттого, должно быть, Что сам уж детей не ждал, О Леньке с какой-то грустью Часто он вспоминал.
Десять лет пролетело. Кончилась тишина, Громом загрохотала Над родиною война. Деев дрался на Севере; В полярной глуши своей Иногда по газетам Искал имена друзей. Однажды нашел Петрова: «Значит, жив и здоров!» В газете его хвалили, На Юге дрался Петров. Потом, приехавши с Юга, Кто-то сказал ему, Что Петров, Николай Егорыч, Геройски погиб в Крыму. Деев вынул газету, Спросил: «Какого числа?»— И с грустью понял, что почта Сюда слишком долго шла...
А вскоре в один из пасмурных Северных вечеров К Дееву в полк назначен Был лейтенант Петров. Деев сидел над картой При двух чадящих свечах. Вошел высокий военный, Косая сажень в плечах. В первые две минуты Майор его не узнал. Лишь басок лейтенанта О чем-то напоминал. — А ну, повернитесь к свету,— И свечку к нему поднес. Все те же детские губы, Тот же курносый нос. А что усы — так ведь это Сбрить!— и весь разговор. — Ленька?— Так точно, Ленька, Он самый, товарищ майор!
— Значит, окончил школу, Будем вместе служить. Жаль, до такого счастья Отцу не пришлось дожить.— У Леньки в глазах блеснула Непрошеная слеза. Он, скрипнув зубами, молча Отер рукавом глаза. И снова пришлось майору, Как в детстве, ему сказать: — Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка У майора была.
А через две недели Шел в скалах тяжелый бой, Чтоб выручить всех, обязан Кто-то рискнуть собой. Майор к себе вызвал Леньку, Взглянул на него в упор. — По вашему приказанью Явился, товарищ майор. — Ну что ж, хорошо, что явился. Оставь документы мне. Пойдешь один, без радиста, Рация на спине. И через фронт, по скалам, Ночью в немецкий тыл Пройдешь по такой тропинке, Где никто не ходил. Будешь оттуда по радио Вести огонь батарей. Ясно?— Так точно, ясно. — Ну, так иди скорей. Нет, погоди немножко.— Майор на секунду встал, Как в детстве, двумя руками Леньку к себе прижал:— Идешь на такое дело, Что трудно прийти назад. Как командир, тебя я Туда посылать не рад. Но как отец... Ответь мне: Отец я тебе иль нет? — Отец,— сказал ему Ленька И обнял его в ответ.
— Так вот, как отец, раз вышло На жизнь и смерть воевать, Отцовский мой долг и право Сыном своим рисковать, Раньше других я должен Сына вперед посылать. Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка У майора была. — Понял меня?— Все понял. Разрешите идти?— Иди!— Майор остался в землянке, Снаряды рвались впереди. Где-то гремело и ухало. Майор следил по часам. В сто раз ему было б легче, Если бы шел он сам. Двенадцать... Сейчас, наверно, Прошел он через посты. Час... Сейчас он добрался К подножию высоты. Два... Он теперь, должно быть, Ползет на самый хребет. Три... Поскорей бы, чтобы Его не застал рассвет. Деев вышел на воздух — Как ярко светит луна, Не могла подождать до завтра, Проклята будь она!
Всю ночь, шагая как маятник, Глаз майор не смыкал, Пока по радио утром Донесся первый сигнал: — Все в порядке, добрался. Немцы левей меня, Координаты три, десять, Скорей давайте огня!— Орудия зарядили, Майор рассчитал все сам, И с ревом первые залпы Ударили по горам. И снова сигнал по радио: — Немцы правей меня, Координаты пять, десять, Скорее еще огня!
Летели земля и скалы, Столбом поднимался дым, Казалось, теперь оттуда Никто не уйдет живым. Третий сигнал по радио: — Немцы вокруг меня, Бейте четыре, десять, Не жалейте огня!
Майор побледнел, услышав: Четыре, десять — как раз То место, где его Ленька Должен сидеть сейчас. Но, не подавши виду, Забыв, что он был отцом, Майор продолжал командовать Со спокойным лицом: «Огонь!»— летели снаряды. «Огонь!»— заряжай скорей! По квадрату четыре, десять Било шесть батарей. Радио час молчало, Потом донесся сигнал: — Молчал: оглушило взрывом. Бейте, как я сказал. Я верю, свои снаряды Не могут тронуть меня. Немцы бегут, нажмите, Дайте море огня!
И на командном пункте, Приняв последний сигнал, Майор в оглохшее радио, Не выдержав, закричал: — Ты слышишь меня, я верю: Смертью таких не взять. Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Никто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка У майора была.
В атаку пошла пехота — К полудню была чиста От убегавших немцев Скалистая высота. Всюду валялись трупы, Раненый, но живой Был найден в ущелье Ленька С обвязанной головой. Когда размотали повязку, Что наспех он завязал, Майор поглядел на Леньку И вдруг его не узнал: Был он как будто прежний, Спокойный и молодой, Все те же глаза мальчишки, Но только... совсем седой.
Он обнял майора, прежде Чем в госпиталь уезжать: — Держись, отец: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка Теперь у Леньки была...
Вот какая история Про славные эти дела На полуострове Среднем Рассказана мне была. А вверху, над горами, Все так же плыла луна, Близко грохали взрывы, Продолжалась война. Трещал телефон, и, волнуясь, Командир по землянке ходил, И кто-то так же, как Ленька, Шел к немцам сегодня в тыл.
Итак, мы тащимся в школу. Зевотою сводит скулы. Ты спросишь - какие уроки? Мы - два урода-отрока, Руки как крюки. Вот она. Улица Фруктов, - Ты смотришь мимо, Губы упрямо сжаты... Деревья стоят желтые, Листву разносит на мили. Листва гниет под стеной. Рюкзак - у тебя за спиной. У солнца - фруктовая кожица. Прохожие хмурятся. И тень твоих ног - ножницы - Не режет улицу. Ты говоришь: школьники - фрукты. Круто! Взрываемся смехом. Все наезжают на ягоды - Уж больно мелкие. Бананы по коридорам стоят патрулями. Вот к школе мы подрулили. (Опавшей листвы запах.) И у тебя в глазах Я увидел внезапно Персики - у доски, Яблоки - на тусовках... Школьники брызжут соком В припадках тоски. У груш - торчащие уши. Арбузы - такие копуши, Сплошь толстяки да мямли, Для всех обузы. Ты - говоришь - ты арбуз, Я говорю - да мало ли... Слова приносят беду. Я тоже порассказал бы, Да вот - не буду. А мог бы ведь и про то, Как парни-арбузы пугаются: Трудно застегивать пуговицы На собственных же пальто; Сливы приходят на помощь... Я бы сказал - а помнишь, Как здесь, вот на этой улице, Украл я твое лицо? Ношу на своей роже, Оно изрядно поношено - В ухмылке растянуто. Знаешь - мы скоро расстанемся, Такой вот мрак. На улице пусто. Знаешь, а умирать - Не простое искусство. Но я-то учусь быстро, Конец - близко. А ты на белом листе Напишешь свое имя. Минуты летят - черт с ними. Несутся туда, Где - между Теперь и Тогда - Смываемся мы с уроков, Плетемся по Улице Фруктов - Джинсы в заплатах, Где ветер нас оплетает Сетью осеннего злата, Что, в общем, ужасно банально - Сказал, и сам же не верю. И чуть подальше Сурово ведут бананы Последний арбуз опоздавший В высокие школьные двери...
У меня нет подписи!
Перед установкой подписи обязательно ознакомьтесь с п. 2.6-2.7 ПРАВИЛ ФОРУМА
LOST-ABC.RU- Все
используемые аудиовизуальные материалы, размещенные на сайте, являются
собственностью их изготовителя (владельца прав) и охраняются законом. Эти
материалы предназначены только для ознакомления!
Ms Bregan d'Ert 
